догмэн / dogman
#mstr_videos
год 2018
страна Италия, Франция
режиссер Маттео Гарроне
сценарий Уго Кити, Маттео Гарроне, Массимо Гаудиозо, ...
оператор Николай Брюэль
композитор Микеле Брага
В главных ролях:
Марчелло Фонте
Эдоардо Пеше
Нунциа Скьяно
Адамо Дионизи
Франческо Аквароли
Джанлука Гобби
Алида Бальдари Калабрия
Лаура Пиццирани
Джанкарло Поркачча
Аньелло Арена
...
«Догмэн» Маттео Гарроне, удостоившийся двух наград Каннского кинофестиваля (за лучший мужской перфоманс и за лучшее присутствие в кадре собак), кино издевательски понятное и ничуть не арт-хаусное. Есть небольшой мужчина Марчелло, который хозяйничает в небольшом заведении по уходу за песиками: большими и малыми, спокойными и трусливыми, ласковыми и бойцовскими; он их стрижет, кормит, моет, водит гулять и даже на собачьи конкурсы. Брак этого добряка развалился при неизвестных обстоятельствах, но каждый обед к нему подбегает для объятий дочь, а еще раз в неделю она помогает папе на работе. Есть у Марчелло и друзья-соседи – такие же владельцы небольших, но полезных заведений, где можно либо получить деньги в обмен на ценную вещь, либо просадить их в азартные игры. С ними собаколюб обедает и играет вечерами в футбол.
Италия Гарроне - не та Италия, какую мы привыкли видеть с экранов. Основное действие - за исключением солнечных коротких отпусков главного героя с его чадом на море - сосредоточено в неприветливых серых кварталах, населенных маргинальными элементами. Атмосфера бесконечной безысходности, беспросветной безнадеги, безбрежной безблагодатности, безрадостной бесперспективности и всего прочего негативного. Жестокая итальянская действительность оставляет главного героя со злом, сконцентрированном в отдельно взятом гопнике, один на один, без поддержки. Гопник Симоне, однако, не только и не столько зло олицетворяет, сколько, похоже, испытания, насылаемые на Марчелло свыше, точно на Иова в соответствующей библейской книге. Марчелло, который то помогает ему грабить дома, то снабжает его наркотиками, делает это не из страха: он, похоже, действительно любит Симоне, как можно любить свирепого недалекого пса, и тот порой отвечает ему взаимностью: когда этот громила в адидасовской куртке заставляет стриптизершу целовать своего друга-заморыша, он демонстрирует всю нежность, на которую способен.
Бывший художник Гарроне умеет конструировать очень красивые пространства, но именно в этом фильме он предпочитает не отходить от своего Марчелло ни на шаг, не отстраняться. Камера оператора всегда рядом с героем, чтобы удары в лицо прилетали незаметно и зритель не мог от них уклониться; к тому же крупные планы лучше помогают понимать первичную реакцию людей и зверей — не те действия, которые предпринимаются усилием воли, а те, которые запрограммированы природой. В глазах одних героев всё время мечется страх, в глазах других пылает ярость, но ни в ком нет надежды.
В «Догмэне» сошлись отголоски последних лент Гарроне: это страшная сказка про то, как уродливая и несправедливая реальность пробирается в светлый и почти что утопический мир, напоминающий вселенную симпатичной европейской комедии. Режиссер продолжает благородное дело деромантизации криминального мира — не ордена пусть черных, но рыцарей, а человеческой помойки. В криминальной драме «Гоморра», снятой Гарроне десять лет назад, история Марчелло запросто могла бы стать одной из частей альманаха о влиянии криминалитета на самые разные сферы жизни. Что не отметил только ленивый. И хоть «Гоморра» основана на реальных событиях, а «Догмэн» представляется историей выдуманной – даже незначительной, про крошечный город и крошечных людей, про нелепую для этого места собачью парикмахерскую, про не вписывающегося в этот мир честного человека – поверить в правдивость не трудно. И ужаснуться, ведь, постепенно набирая темп и натягиваясь как струна, сюжет разворачивается в едва ли не философскую притчу и глобальное высказывание о природе непроглядного зла, через которое не могут пробиться даже те, в ком осталось немного света. Марчелло проходит путь едва заметной внешне, но в итоге шокирующей трансформации. От надежды и мечты к приобретенному им – а вместе с ним и зрителем, – как вирус, чувству необратимости случившегося, ощущению безнадежности и того, что ничего здесь уже не изменить, не вылечить, не исправить, разве что поддаться течению. Куда страшнее и правдивее многочисленных шрамов и кровоподтеков, полученных Марчелло вместо благодарности, – его огромные, широко распахнутые, печальные, наивные и добрые глаза, которые к финалу стекленеют и застывают, в бессилии устремленные в сожравшую его пустоту. В этом мире, если вас и не убьют, то точно никогда не пожалеют.
